«Даже если бы мне пришлось погибнуть, я бы не жалела. Мне и сейчас стыдно, что я не на фронте, на передовой». Вся новейшая история Украины — в одном годе жизни молодой журналистки и общественной активистки Елены Максименко.

Год назад 28-летняя Елена сотрудничала с изданием «Український тиждень», считала себя журналистом-культуроведом, свободно чувствующим себя на выставках современного искусства, литературно-музыкальных фестивалях, и ничего не знала о политике.

За прошлый год Елена стала экстремальным журналистом-фрилансером, была ранена гранатой на Майдане, сразу после аннексии Крыма поехала на полуостров и попала в плен к «зелёным человечкам» и донским казакам. Девушка прошла через многодневные пытки и рисковала жизнью, но сегодня говорит, что быть не на передовой ей не комфортно.

Елена Максименко пришла в редакцию Радио Свобода накануне месячной стажировки в арт-резиденции Вентспилса. «Сожалею, что еду туда, а не на Донбасс», — говорит она.

— Как происходит трансформация человека, далекого от политики, культуроведа, в человека, который снимает под пулями и гранатами, рискуя быть убитым?

— То, что произошло с Украиной за последний год, — это тот случай, когда политика вышла за пределы журналистской или любой другой профессиональной деятельности и стала чем-то личным. Для меня Майдан — это личное. Интересно, что то же самое говорят и мои друзья, а также большинство людей, которые там стояли. Сейчас не интересоваться политикой, игнорировать те события — это преступление.

Судьба надо мной немножко посмеялась: в определенный момент я поняла, что культурные темы я для себя исчерпала и хожу по кругу, а надо заниматься чем-то другим. И тут разразился Майдан. Сразу культура перестала быть актуальной.

Я до этого никогда не занималась политикой, в ней не разбиралась. Но во время Майдана я была одновременно активисткой и журналисткой, освещала события, была в горячих точках, была ранена гранатой 18 февраля во время съемок. И до сегодняшнего дня я в этой теме. На прошлых выборах я работала в пресс-службе самовыдвиженцев от «Блока Петра Порошенко» Анатолия Евлахова, оппонентом которого был экс-регионал Игорь Рыбаков. Победа была за нашим кандидатом.

— Что такое Майдан?

— Майдан — это настоящее достояние Независимости, которая нам далась «просто так» в 1991 году. Сейчас мы отрабатываем то, что тогда получили даром. А все, что дается даром, не ценится. Сейчас мы эту независимость отвоевали и продолжаем отвоевывать.

— В каких событиях Вы принимали участие на протяжении прошлого года?

— Я была на Майдане изначально. Пропустила только два дня, когда была на похоронах и на новоселье. В жаркие дни, когда была стрельба, я работала как журналист, снимала, даже не имея конкретных заказов от редакций, просто снимала для себя, для истории. Я принимала участие в организации литературного революционного марафона, в рамках которого проводились смешные хэппенинги. Правда, это мы делали, пока не полилась кровь…

После Майдана я поехала в Крым как репортер. Аннексия началась 1 мая, я с группой других журналистов была там уже 9 мая. Мне было интересно пообщаться с жителями Крыма, узнать их истинные настроения. Была у меня иллюзия, что я смогу в чем-то убедить людей, объяснить, что происходит в действительности. Мне не удалось проверить, можно ли их в чем-то убедить, потому что нас взяли в плен сразу на въезде в Крым. Среди наших захватчиков были бывшие «беркутовцы», «зеленые человечки», донские казаки, а также «титушки» — ребята в кожаных куртках, шлепанцах и с автоматами.

— Что с Вами происходило в плену? Как долго Вы там пробыли? И кто способствовал Вашему освобождению?

— Началось все на блокпосту. Они нас захватили, но не знали, что с нами делать. Казалось, что им все равно — расстрелять нас или отрезать ухо, или отпустить. Со стороны захватчиков возмущение вызвали журналистские удостоверения и камеры, так как в их представлении все журналисты продажные и работают на Америку. Очень долго добивались от меня признания, на кого я работаю. Но я ни на кого не работала в тот момент, это была моя инициатива. Я просто написала нескольким редакторам, что еду и чтобы ждали репортажа. Нас посадили в канаву и стали угрожать, что здесь и закопают, чтобы было ощущение, что мы в могиле сидим.

После началось психологическое и физическое давление. Мне отрезали волосы и душили тесемкой от обуви. Ребятам полностью порезали брюки. Но сильных травм нам не нанесли. Самое страшное было, когда держали перед головой автомат — мы были убеждены, что это конец. Это продолжалось несколько часов. После нас, связанных по рукам и ногам, погрузили в грузовик и везли около семи часов в Севастополь. Там нас выгрузили на военной базе, поставили лицом к стене и снова угрожали автоматами.

Так мы простояли еще несколько часов. Потом нас завели в здание и каждого в отдельности допросили. Это делали уже российские военные, и, как ни странно, они вели себя адекватно — не было унижений и хамства. Нас посадили в камере, где мы просидели три дня. Вероятно, что за нас вступились другие журналисты-активисты, начался шум в СМИ, и вскоре нас освободили.

— Вы были в ситуациях, когда смерть была реальностью. Насколько Вы понимали, за что можете умереть? За любопытство, чтобы пообщаться с жителями Крыма? За какие-то патриотические чувства?

— Даже если бы мне пришлось погибнуть, я бы не жалела. Мне и сейчас стыдно, что я не на фронте, на передовой — и за интерес к жителям Крыма тоже. Это моя работа, и я не могу этим не заниматься. И я ни о чем не жалею. Мне некомфортно, если я не в центре горячих событий. Пожалуй, это уже диагноз.

— Могут сейчас украинские журналисты попасть на Донбасс?

— Попасть туда можно, если иметь хороших знакомых, которые смогут договориться, чтобы пропустили через блокпосты. Недавно я видела прекрасный видеосюжет, сделанный группой «Вавилон-13». Журналисты сняли короткометражку с блокпостов «ДНР», взяли интервью у боевиков. Ребята молодцы, что туда попали, я ими восхищаюсь. Понятно, что это очень опасно. Никто ничего не гарантирует. Когда мы ехали в Крым, то думали, что это будет безопасно. В результате — едва выжили.

— Вы участвуете в создании книги о «Небесной Сотне». Расскажите об этом проекте.

— Инициатор книги — львовский журналист Роман Савчак. Я помогала ему тем, что писала очерки о героях, погибших на Майдане. Первый тираж книги был издан еще за 40 дней от их гибели. Идея была в том, чтобы рассказать о героях, показать срез того общества, представители которого там были. Мы так делали книгу, чтобы показать, что на Майдане были люди со всех уголков Украины, что там были люди разного возраста, разных профессий, социального статуса. Эту книгу можно расценивать как портрет Майдана.

Такая книга должна быть в каждой украинской семье, а также в Верховной Раде. Мы, кстати, подарили Верховной Раде плакат с портретами погибших и с короткими очерками о них, чтобы депутаты знали, за чей счет они сейчас у власти.

Когда мы делали пилотный проект, первый тираж книги, то избегали контактов с родственниками погибших, так как прошло мало времени и им было сложно общаться. Мы собирали информацию у друзей и волонтеров. Сейчас мы готовим полноценный тираж, с полной информацией, в подготовке которой принимали участие и родственники, которые уже готовы к тому, чтобы рассказать о своих погибших сыновьях и мужьях.

— Объединяются ли родственники погибших «Небесной Сотни», чтобы совместно решать какие-то проблемы?

— Вокруг этих семей организовался целый общественный проект. Семьи «Небесной Сотни» создали общественную организацию, в рамках которой они, прежде всего, решают проблемы с расследованием убийств, которое очень медленно продвигается, особенно если регулярно не беспокоить органы, которые этим занимаются. Прокуратура ничего не будет делать, если совместными усилиями не требовать этого расследования и наказания виновных.

— В одном из минских клубов рекламируют вечеринку «Русским быть модно» с Путиным и автоматом на постерах. Возможно ли такое, например, в Киеве?

— Все очень неоднозначно. В Киеве начали появляться люди, которые негативно и агрессивно относятся к украинскому языку. Существуют законсервированные общины «КНР» («Киевской народной республики»). Они уже пытались провести марш, но «Правый сектор» и ультрас не позволили этого.

Понятно, что есть такого рода сообщества и в социальных сетях. Я уже не говорю о том, что они имеют оружие. И, конечно, есть риск, что этот троянский конь когда-либо взорвется. Но не все однозначно и на Востоке. Я недавно ездила туда. Там очень много украинских патриотов. Я не знаю, как им это удается, но они следят за всеми украинскими культурными событиями, ждут литературных новинок Жадана и Забужко. И теперь вопрос, что будет с этими людьми.

— Почему падает популярность Петра Порошенко? Это результат дипломатической игры с Путиным и «минских договоренностей», или просто украинцам свойственно быстро разочаровываться в новых лидерах?

— Разочарование в массах есть. Майдан стоял за одну идею — сбросить преступную власть. Но масса разных людей с очень разными убеждениями не могут иметь абсолютно одинаковой цели. У каждого — что-то свое. Поэтому сейчас власть не может избежать упреков, что «не за это стоял Майдан». Эту власть выбрали очень дорогой ценой, поэтому требования завышены и ошибки не прощаются.

Я лично лояльно отношусь к власти, стараюсь избегать критики, понимаю, что даже демократической власти нужно время, чтобы что-то изменить в большом обществе. Но для людей, которые стояли на Майдане и видели смерть своих друзей и родных, очень сложно простить ошибки. Также имеет место посттравматический синдром, от которого общество отходит и отойти не может, потому что идет АТО, люди продолжают погибать.

— Что будет с Украиной?

— Невозможно давать прогнозы, поскольку абсолютно никто год назад не мог предвидеть, что с нашей страной произойдет совсем скоро. Никто не мог спрогнозировать ни Майдан, ни действия Владимира Путина. Могу только сказать, что я верю и не сомневаюсь в том, что мы победим. Хотелось бы, чтобы при этом было минимальное количество смертей.

— Украинские эксперты часто подчеркивают, что Беларусь — это земля Путина, лишь формально позволяет Лукашенко играть на ней во власть. Что Вы думаете о нашей стране, и могут ли белорусы отвоевать свою независимость, которую, как и Вы, когда-то получили после распада СССР?

— Среди обычного населения Украины мысли, что Беларусь — это безусловно российская территория, нет. Многие известные в Украине творческие личности имеют здесь своих поклонников. Я считаю, что Беларусь — это не земля Путина, а жертва Путина. Я не хочу, чтобы Беларусь прошла такой же путь, как Украина. Но, с другой стороны, для того чтобы люди изменились, требуется некий катализатор, стоимость которого часто — человеческие жертвы.

—

Опубликовано на сайте белорусской редакции Радио Свобода