Мои друзья Валера и Сергей – волонтеры, возят вещи и почту в зону АТО. Они жалеют, что в 90-е верили всему, что говорили о войне в Чечне по телевизору. Говорят: мы смотрели на все происходящее ТАМ через призму российского телевидения. Теперь мы вместе направляемся в батальон имени Джохара Дудаева, который сражается на стороне украинских военнослужащих. Я сам одновременно попадаю и в 90-е, и в телевизор, и к чеченцам, воюющим на территории Украины. За несколько месяцев существования батальона у него нет потерь, 7 бойцов получили ранения.

Командир батальона – Иса Мунаев. В Википедии о нем написано на 4 языках, в том числе на белорусском. Он прошел первую и вторую войны в Чечне и был одним из самых молодых бригадных генералов. Сейчас ему 49, он воюет с Россией с 26 лет. В последнее время он жил в Дании.

Мы приезжаем в лагерь, знакомимся. Спрашиваю у командира, когда можно будет взять у него интервью. Отвечает: вы сюда приехали, чтобы сделать интервью – сделаете. Чеченцы достают из машины автоматический станковый гранатомет (АГС) и начинают собирать. Мы идем в палатку. Я впервые оказываюсь в ситуации, когда во время интервью меня окружают люди с автоматами. Мы пьем чай, Иса жонглирует Ф1 и параллельно объясняет, как надо ставить и снимать растяжки. Говорит: вот, смотрите, эти «кошки» я разработал сам. Потом рассказывает, чего ему лично стоила война с Россией.

– Я офицер регулярной армии Чеченской Республики Ичкерия, выпускник высшей школы МВД СССР. Мы не были террористами: к нам пришли, и мы защищали свою родину. Вот послушайте, мы 23 года воюем. Я хочу вам объяснить, вот смотрите, первый вопрос. У вас есть семья, да? К вам пришли в дом и хотят уничтожить вашу семью, что вы сделаете? Вы будете их защищать. Вот это мы и делали. Во вторую очередь мы были офицерами. Я работал начальником полиции города Грозного в звании подполковника, мы все встали на защиту. Вот Муслим, он, работал в контрразведке, полковник НСБ – службы национальной безопасности Чеченской Республики Ичкерии. Мы все офицеры, и мы знаем, кто пришел в Украину. Когда нам было очень тяжело, нам никто не помогал, а просто говорили, это были просто слова. Все говорили – это внутреннее дело России. Когда мы говорили: нас убивают, мы защищаем свою родину, мы не террористы … Но в ответ нам говорили — это внутреннее дело России.

– Здесь вы сражаетесь против России или за Украину?

– Я воюю за Украину. Я знаю, что будет с Украиной, если мы не остановим Россию. Мы 23 года с ними воюем, вы даже представления не имеете, кто к вам пришел. Мы защищаем Украину здесь, защищаем Чеченскую Республику Ичкерии. Мы не исламские фундаменталисты, не террористы, мы – чеченцы.

– Кому вы подчиняетесь?

– Мы подчиняемся Министерству обороны Украины. Мы получаем оружие, боеприпасы, мы находимся на территории части Министерства обороны Украины, вы видели, как все это охраняется.

– Теоретически, если бы война началась между Беларусью и Россией, вы приехали бы в Беларусь?

– Конечно, я куда угодно поеду воевать против России, кроме Китая, пока Россия не будет уничтожена. Я буду обязан помочь.

– Есть разница между тем, что сейчас происходит на Донбассе, и тем, что было в Чечне?

– Украина – это такой чеченский шаблон один в один, я уже более двух месяцев нахожусь здесь и все это вижу, сценарий тот же самый, что был у нас.

– Но различия между первой и второй войной в Чечне и Украиной должны быть?

– Вы понимаете, первой и второй войны в Чечне не было. Просто в первую войну чеченцев было более 1,1 млн. человек, мы были моложе, и мы победили их. Они заключили позорный для себя договор. А потом … Мы потеряли более 300 тысяч человек. Женщин, детей, стариков … Из них 42 тысяче было только детей. Вот смотрите, моя семья. Россияне убили мою дочь, ей был 1 год и 7 месяцев, россияне убили сестру 1964 году рождения, россияне забили прикладами 70-летнего моего отца. Он парализованный лежал на кровати, они пришли и спрашивали, что ты прикидваешься? Они его прикладами добили, после этого на пятый день он умер.

Россияне убили отца моей жены, когда он сказал, что не знает, где моя семья. Одного брата моей жены взорвали, второй исчез. И это выпало только мне, а ведь как в каждой семье такие потери. Вот что сделали с нами россияне, и то же самое они планируют сделать в Украине с украинцами, ради этого они пришли. Вот почему чеченский миротворческий батальон имени Джохара Дудаева пришел на Святую землю Украины, чтобы защитить наших братьев украинцев.

– В каком году вы уехали из Чечни?

– В 2007-м, но я не выехал, меня вывезли, я был тяжело ранен, вот так я попал в Европу.

– Люди, против которых вы здесь воюете – это украинские сепаратисты, российская армия либо такой микс местных ополченцев и россиян?

– Какие местные ополченцы, о чем вы говорите, где эти местные ополченцы? Какая ДНР? С 37-го года эти земли зачищали, чтобы в час «Х» сказать, что это российские земли. Не надо придумывать никакой ДНР, зачем об этом говорить? Ради чего они воюют? Чтобы присоединить украинские земли к России, так как в России же земли нет, им все мало.

– Если Россия выведет войска, вы вернетесь в Данию?

– В Дании, конечно, нет. Я вернусь в Чечню, вместе со своими братьями-украинцами я пойду на Чечню. Дания – это не моя родина, мне не нужна ни Дания, ни Америка. Я не хорошей жизни ищу, я ищу свободы своему народу. Вы подержите птицу в золотой клетке год-два, а потом выпустите ее и прикажите ей вернуться назад. Она никогда туда не вернется. Моя свобода в моей родине. Я уважаю Данию и благодарен ей за то, что в трудное время, когда я был ранен, там меня вылечили. Но мы хотим обратно.

– С чеченцами, которые воюют по другую сторону, общались?

– Это не чеченцы, это – кадыровцы! Но большинство этих людей в любой удобный момент во время боевых столкновений будет переходить к нам.

– Почему?

– Ведь мы воюем за свою свободу, за свою честь и за свои семьи. За что борются они? За то, чтобы Путин и Кабаевы, Кадыровы жили еще лучше, за это. За деньги. Какая у них идея?

– Не знаю.

– Ну вот.

– Много кадыровцев здесь?

– Говорят, что много, но я думаю, человек 500 их будет.

 

 

 

 

 

 

 

Мы выходим из палатки, рядом два флагштока. Один, повыше, – с флагом Украины, второй, ниже, – с флагом Ичкерии.

«Когда мы будем дома, то они поменяются местами, флаг Украины будет чуть ниже», – говорит Иса и возвращается в палатку.

Я остаюсь с 21-летним бойцом, который приехал в Украину из Европы. Он выехал из Чечни в 14, закончил европейский университет и получил диплом по специальности «экономист». На мой вопрос: долго ли думал, колебался, ехать или не ехать в Украину, он ответил просто: сразу, как узнал, решил ехать.

– Как местные относятся к вам?

– По-разному, мы же чечено-бандеровцы.

90-е возвращаются. Украинские журналы выходят с обложкой: «Конец коммунизма». С Донбасса мы возвращаемся через Харьковскую область. Проезжаем через небольшой городок возле Чугуева. Вот здесь, говорит Валерий, был Ленин, убрали на той неделе. Что тут говорить, Ленина больше нет даже в Богодухове, это тоже в Харьковской области, в детстве я проводил там каждое лето. Это был эталон в смысле советского духа, почти самая граница с Россией. А сейчас там чуть ли не каждый день экшн.

Украина пытается доделать те дела, до которых не дошли руки 25 лет назад. Развод с Россией затянулся, и потому это возвращение в 90-е такое болезненное, через войну, пропаганду, оккупацию Крыма.

Люди ссорятся из-за языковых курсов. Это нормально. Война в Украине заставляет вылезти «из бульбы» даже тех, кто хотел бы сидеть там бесконечно. Более того, есть смысл искать подшивки старых газет, из таких глухих 90-х, чтобы заново, на этот раз уже с карандашом, перечитывать статьи Позняка и кивать головой: старик был прав.

И самое страшное во всем этом не то, что прогнозы 20-летней давности звучат актуальнее новости. Самое страшное, что из-за войны в Украине всем, кто собирается вылезти из бульбы, нужно по-новому осознать цену отказа (или попытку отказа) от «русского мира». Иногда он на порядок дороже, чем рубашка от Honar, или вышиванка от Eliz.

Источник: nn.by