Западня. В нее после срыва минских переговоров попал не только город Дебальцево

В нее после срыва минских переговоров попал не только город Дебальцево, который сепаратисты так и не смогли окружить, но и десятки других населенных пунктов по обе стороны линии фронта, уже месяц живущие под обстрелом тяжелой артиллерии.

— Квартал этот я обошла, нашла две семьи, все рассказала про эвакуацию, — уставшая женщина с красными от недосыпа глазами появилась в дверях маленькой комнатушки в здании горисполкома, где раньше, очевидно, сидел вахтер, а теперь сконцентрирована вся власть Дебальцево. Это — исполняющий обязанности мэра Александр Дмитриевич (прежний — Владимир Проценко — чуть больше недели назад был арестован за содействие сепаратистам) в шапке-ушанке и подполковник милиции в бронежилете. И еще вот Людмила Ивановна (назовем ее так, потому что люди не хотят представляться) — начальник жилищно-коммунального отдела. Остальные уехали.

 

 

 

Теперь стоит пояснить, что значит «обошла». После бессонной ночи в подвале (по ночам особо сильны обстрелы), нужно выходить на работу, суть которой заключается не в наблюдении за подведомственным жилищным фондом, что стремительно и ежедневно сокращается, а в том, чтобы найти тех, кто еще не эвакуирован, и тех, кого убило. Связи в городе нет, единственное средство связи — Людмила Ивановна, которая бродит по обезлюдевшим улицам под непрекращающимися и днем обстрелами. Обстрелами, логики в которых нет, — мина или снаряд могут упасть куда угодно и в любое время: хоть в аптеку, хоть в детский сад. За два квартала от центральной площади Дебальцева есть такой детский садик — вывороченные наизнанку внутренности, остатки кроваток, свернутые узлом качели.

В городе, который под обстрелами живет с конца декабря (наиболее интенсивными они стали после 8 января, что по странному стечению обстоятельств совпало с очередным гумконвоем из России), нет не только связи. Ничего нет. Тепла (в квартирах по 5 градусов), света (только в администрации, к которой стягиваются желающие эвакуироваться, стучит генератор), воды, медицинской помощи. Остался лишь один врач, но квалифицированную помощь он оказать не в состоянии — по всем вышеперечисленным техническим причинам и плюс потому, что нет медикаментов. Ритуальные службы не работают — хоронить некому, а в день в среднем по пять-шесть погибших, или «естественно убывших», — так и лежат в том месте, где в их судьбе неожиданно поставили точку. Когда совсем прижмет, вызывают бригаду «скорой» или спасателей из Артемовска — и по поводу живых, и по поводу мертвых.

30 января, в пятницу, вывезли четыре автобуса — беженцы занимают места согласно предварительной записи. Два из них проехали мимо нас — вместо стекол фанера. Фанерой или пленкой заделаны и окна в домах. Но часто вместо окон — дыра, сквозь которую можно увидеть распотрошенные внутренности чужой жизни.

…Чуть ли не каждый день спикеры самопровозглашенной «Донецкой республики» сообщают о том, что трасса в Дебальцеве полностью простреливается, или о том, что «дебальцевский котел» захлопнулся. И каждый раз вздрагивает вся Украина, которая болезненно помнит прошлогоднюю кровавую бойню под Иловайском. Об окружении заявляли и 30 января, но — свидетельствую — это вранье: по трассе, единственной «дороге жизни», мы проехали спокойно. А навстречу нам — микроавтобусы и частные автомобили с белыми развевающимися тряпками на антеннах и зеркалах — как оберег, дающий слабую надежду на то, что снаряд от «града» передумает попадать в мирных жителей.

Эта трасса — действительно единственная, потому что дебальцевский плацдарм, на котором сейчас идут самые активные боевые действия, узким языком внедряется в территории, контролируемые сепаратистами: с запада и северо-запада — луганскими, с востока и юго-востока — донецкими. Если проехать по этой трассе дальше, то упрешься в Углегорск, зарево от пожарищ которого видно из Дебальцева по ночам. Что там сейчас происходит, не знают толком и в украинском штабе АТО (антитеррористической операции) — известно только про непрекращающиеся вот уже неделю уличные бои с применением танков и тяжелой артиллерии (в том числе и неизбирательного действия).

Оборона дебальцевского плацдарма — не дело принципа, как, например, сражение за донецкий аэропорт, скорее ставший для Украины символом, как Брестская крепость (которую украинские войска не покинут, даже если будет отдан приказ), нежели необходимой тактической задачей. Принадлежность Дебальцева к территории, контролируемой Киевом, четко прописана в Минских договоренностях, которые сейчас и пытаются переписать с помощью артиллерии и войсковых операций сепаратисты. А попади многотысячная группировка украинских войск в окружение — и это станет крупнейшей катастрофой за все время военных действий.

Потому стоит задача — удержать любой ценой. Цена такая: двусторонние артиллеристские обстрелы всем, что попадается под руку, от которых страдает не только живая сила противников, но и населенные пункты по обе линии фронта. Точное число потерь неизвестно, но, возможно, много больше, чем когда бы то ни было.

Приказа наступать украинские войска не получили, что уже вызывает в войсках глухое недовольство тех, кто два месяца зарывается в землю на передовой. По крайней мере в районе Дебальцева и сейчас это так: украинская армия теряет свой личный состав под обстрелами, укрепившись по линии, установленной Минскими соглашениями, и переходит в контрнаступление только для того, чтобы отбить участки, ранее захваченные отрядами сепаратистов. Тем временем в Донецке и Луганске заговорили о том, что в ходе нового раунда минских переговоров необходимо заново разграничить территорию — только уже по фактической линии фронта, забыв о сентябрьских договоренностях.

Но как бы там ни было и несмотря ни на что, никакого «дебальцевского котла», о чем почему-то восторженно говорит российский телеящик, не существует. Существует лишь отчаянная, безысходная и бесконечная беда.

…Измученные пацаны в обмундировании типа «кто что нашел» (зачастую экипируются бойцы украинской армии сами или с помощью украинских волонтеров, закупающих все — от термобелья до прицелов и тепловизоров на собранные с мира по нитке деньги) не пускают нашу машину дальше, говорят: в город надо въезжать по объездной. Потому что, начиная от их блок-поста и практически до центра Дебальцево, стреляют беспрестанно: «херачат и херачат, даже когда и не ездит никто».

Вымерший частный сектор, изредка попадаются местные жители, бредущие с кое-как функционирующего рынка и, как говорят, от единственного открытого магазина (хотя ходить туда уже и бессмысленно — денег нет). Уехать готовы не все: кто утверждает, что некуда, и рискует быть погребенным под развалинами нищего, но столь дорогого дома вместе с детьми. Кто-то не может, как встреченная нами на пустынной улице пожилая женщина: запнувшись на секунду от разорвавшейся кварталах в двух мины, она буднично объясняла, что здесь у нее восьмидесятисемилетняя мать, которая эвакуации не перенесет; да, дочка тоже есть — в Москве живет, но приглашать к себе маму и бабушку не желает: самим, говорит, тесно.

Небольшая толпа — человек пятнадцать — у входа в теруправление железной дороги, по которой уже давно никакие поезда не ходят (Дебальцево было когда-то одним из крупнейших в Украине транспортных узлов). Здесь — бомбоубежище, и здесь собираются те, кто уезжать не желает. Нас встречают многоголосой истерикой: «Уезжайте отсюда, что приехали, где ваш Порошенко, нас все бросили, власти нет, никого нет, дайте нам квартиру, зарплату дайте, к себе поселите, вот в свою квартиру заберите, кто нас кормить будет, уезжать не на чем».

Тем временем мимо проезжают два автобуса с беженцами — на Артемовск, там их размещают в пансионатах и худо-бедно обеспечивают необходимым и местные нищие власти, и волонтеры. На крик подходят военные, они в Дебальцеве уже месяц бессменно, просят их не снимать («Так жена не знает, что я здесь, — не надо, не фоткайте) и вмешиваются в скандал, набирающий обороты. «А ну пасти позакрывали, сепары… Бросили их… Своих просто ждете, из Донецка, а по вам ваши свои и палят». В подтверждение ухнуло где-то уж совсем близко. И уже нам: «Не слушайте их, эвакуируют каждый день, местные власти в горисполкоме сидят, там и спасатели есть».

Как-то так получилось, что война по живому разделила соседей, что в Дебальцеве, что в других городах, находящихся под обстрелом. Одни требуют, требуют, требуют, накидываясь на журналистов, военных, врачей и спасателей; другие — ну как Людмила Ивановна, типичная тетушка из ЖЭКа без намека на героизм, делают все для того, чтобы спасти не только себя, но и  других, кого еще можно, и даже того, кто спасенным быть не желает.

В здании горисполкома, в холле, — очередная партия беженцев: в основном женщины в возрасте (вещей минимум) и мальчишка лет пятнадцати с интеллигентного вида мамой. Рассказы не различаются: живем в подвалах, уже две недели не мылись, может быть, и не уехали, но с питанием туговато, да и понятно, что ОНИ стрелять не прекратят. Кто такие ОНИ, не конкретизируют: для мирных жителей все, кто стреляет, — ОНИ.

Напротив каморки, где сидит смертельно уставший и.о. главы администрации Александр Дмитриевич, — неприметная дверь. Здесь располагается штаб военных наблюдателей от Украины и России. Но остались только украинцы, россияне съехали в тыловой город Соледар за три дня до того, как сепаратисты предприняли активные попытки взять Дебальцево в кольцо, — интуиция, наверное…

Уже вернувшись в Краматорск, мы узнали: очередной раунд переговоров в Минске, предполагавший прекращение огня как первое и главное условие, сорван. И означает это, — если говорить не о геополитике, а о местных реалиях, — что Людмила Ивановна так и не доберется до пригородного поселка Булавино, откуда давно нет никаких вестей, чтобы выяснить, жив ли там кто-нибудь.

…По распорядку дня Дебальцева — с минуту на минуту массированный обстрел куда ни попадя и чем угодно, поэтому уезжаем. К линии фронта движется тяжелая артиллерия, в обратную сторону — колонна из десяти грузовиков, забитых под завязку стреляными пушечными гильзами. Ощущение какой-то гигантской западни — не только на дебальцевском плацдарме в принципе.

Дебальцево, 30 января 2015 года

Источник: www.novayagazeta.ru